Песня LXXXI,
начинающаяся с конспирологической теории, популярной в то время в народной среде, и приведшей, с одной стороны, к погромам булочных, владельцами которых были немцы, а с другой – к распространению самых затейливых слухов об императрице. Однако фронтовые будни вытесняют теории на задний план, а на переднем неожиданно находится место и для устойчивого литературного мотива безмятежного соловьиного пения…





















